"Встретимся в подъезде": интервью с главным редактором "Весьма" Андреем Гришиным

Газета "Вечерний Магадан" взяла интервью у редактора портала "Весьма" Андрея Гришина. 

С разрешения редакции газеты мы публикуем этот материал. Оригинал читайте на сайте "Вечерний Магадан". 

На прошлой неделе (3 октября, около 10.30) в подъезде собственного дома произошло дерзкое нападение на нашего коллегу, главного редактора независимого информационного агентства «Весьма» Андрея Гришина.

Их было двое, а он был один

Дело было так: молодой человек лет 20-ти постучал в дверь квартиры Андрея Гришина, сообщив, что случайно ударил его машину, которая была припаркована во дворе, и попросил спуститься вниз. Журналист вышел, но на лестничной клетке уже никого не было.

«Я спустился на пролет вниз и решил посмотреть из окна подъезда, что с машиной. Она стояла целая, другой машины рядом не было.

Я решил посмотреть, где этот парень, который стучал в дверь, и начал спускаться вниз, а затем увидел молодого человека крепкого телосложения, который поднимался мне навстречу.

Ни слова не говоря, он схватил меня за куртку, стащил вниз и начал наносить удары. Я закрылся руками, сел в угол лестничной площадки. В это время подбежал второй парень и тоже стал бить.

Нанеся 15-20 ударов, крепкий мужик сказал мне: «Ты понял. Чтобы больше ничего такого не писал».

Затем оба они сбежали вниз и выскочили из подъезда. Я успел снять на видео, как они бегут вдоль дома. Серьезных повреждений мне не нанесли. Скорее, это была акция устрашения», – рассказал о произошедшем после нападения на своем портале Андрей Гришин.

На следующий день нам удалось уговорить Андрея на интервью с нашим изданием и более подробно обо всем расспросить – Кто? Кому? Зачем? А смысл?

Вопрос-ответ

– Андрей, рада видеть тебя в здравии, хотелось бы узнать немного о произошедшем вчера. До нападения поступали ли тебе какие-либо угрозы, предупреждения?

– Нет, не было никакой, так сказать, «прелюдии»...

– Понятно. Как ты сам думаешь, в чем причина, ведь когда они тебя били, саму причину-то и не указали. За что не понятно. Может ты неточный прогноз погоды выпустил? А что, как вариант…

– Вряд ли это произошло из-за того, что, например, на сайте у нас опубликован негативный отзыв на спектакль в театре или из-за погоды. Да и из сказанного ими мне было непонятно, что именно не писать или вообще не писать. Я не думаю, что кто-то там из власти или аффилированные с властью лица могли быть авторами этого заказа, навряд ли, а если это действительно так, то я очень удивлюсь, потому что склонен думать о людях так, что они в большей степени хорошие и разумные.

– Ну, а сам на кого больше ставишь ставки по заказу – политики, бизнесмены, силовые структуры, криминал?

– Здесь сложно вычленить одно направление. Я не могу определить точно, хотя есть предположение, пара версий, которые сейчас проверяются.

– Что говорит полиция?

– Ищут. Это уголовное дело, и фраза, которая была брошена мне во время избиения, связывает это нападение с моей журналистской деятельностью. Статья 144 УК называется «Воспрепятствование законной профессиональной деятельности». Предусматривает лишение свободы до 6 лет – это максимальная санкция, которую могут получить нападавшие и заказчик.

Это не просто была драка, к примеру, из-за парковочного места или стычка в баре. Я просто очень спокойный человек. Я не вступаю в конфликты, не хожу по злачным местам, у меня нет конфликта с соседями и соответственно бытовую сторону не рассматриваю. Я ни с кем не делил барышню, не было каких-то других межличностных проблем.

– Твое информационное агентство «ВЕСЬМА» существует чуть более двух лет. Статьи на портале публикуются, что уж таить – далеко не ласковые и не нежные. За это время как часто тебе поступали угрозы или предупреждения? Или же, наоборот, молчали герои твоих материалов, не хотели с тобой связываться?

– Больше молчали, думаю не хотели связываться, как ты сказала. Я понимаю, что наши материалы нравятся далеко не всем, но это нормально, потому что журналистика должна быть критичной, а самих журналистов, как я говорил на разных встречах и форумах, должны «ненавидеть», и это тоже нормально для всех (и для общества, и для самой власти).

Говоря проще, настоящая журналистика напоминает о тех вещах, которые обществу не нравятся. Нам не нравится, когда нам говорят о том, что происходит на самом деле в обществе, о проблемах, несправедливых ситуациях – это, как правило, не нравится представителям власти. Простым гражданам не нравится, когда им предлагают посмотреть вокруг, оглянуться и понять, насколько нужно мириться с теми или иными событиями. Порой люди не хотят смотреть на многие вещи. Здоровому человеку не всегда приятно видеть, скажем так, некрасивого человека, больного или с какими-то отклонениями. 

Вспомните, когда мы едем в общественном транспорте, в метро и вдруг заходит социально деадаптированный человек (по-простому, бомж), то вокруг него сразу образуется мертвая зона, людям неприятно находиться близко к нему, ведь он, в частности, показывает неприглядную сторону нашей жизни. Вот, собственно говоря, настоящая журналистика занимается тем же – она должна показывать неприглядную сторону нашей жизни, жизни общества.

– Но помимо критики, нужно же писать и о позитиве.

– Конечно. Но позитив больше должен быть в новостном формате. Если что-то хорошее произошло, то это событие, это новость. Мы публикуем не только критические материалы, у нас есть и позитивные статьи и новости – мы от них не отказываемся.

– Вернемся к угрозам. Все-таки, поступали ли тебе предупреждения ранее после выхода того или иного материала? Были ли крики в трубку: «Эй ты, негодяй, что ты опять там понаписал…»?

– Ну были какие-то звонки и что-то писали, причем давно, может, год – полтора назад, но видно было, что это такой «понт» и дальше слов не зайдет.

– Но конкретных угроз не было, мол, я приду и тебе сделаю то-то?

– Нет, такого не было. В основном это было вроде такого: «зачем об этом писать, может об этом не нужно... и надо подумать о здоровье…» – лайтовые штуки-намеки, поэтому я не предполагал, что кто-то может прийти ко мне домой. Я думал, что сейчас не 90-е годы.

– После случившегося с тобой, наша общественность разделилась на два таких лагеря – те, кто за тебя и, соответственно, против – и это нормально. 

Те, кто против, считают, что никакого нападения и не было, а сама ситуация – это просто пиар ход с твоей стороны. 

Такие предположения были высказаны публично в соцсетях и, будешь смеяться, но от некоторых персон я получала в «личку» их мнение о твоем якобы пиаре и другое ехидство. 

Противно читать было, противно. Вот объясни сейчас народу: зачем бился головой об стены, а потом пошел писать лжезаявление в полицию?

– Мне довольно сложно это объяснить (смеется). Это люди, и у них есть свое мнение, я не имею право давать оценку их мнению. Вот оно такое, какое есть, Бог им судья, но не я.

– Давай рассуждать логически, сколько у твоего сайта посещений в среднем за сутки?

– В среднем за сутки
 20 000 – 25 000 уникальных пользователей и от 45 000 до 70 000 просмотров.

– Значит, пиар отметаем.

– Конечно. Ну и на самом деле мне как журналисту, пиар в плане узнаваемости особо не нужен, он порой вредит, т.к., это мешает работать с определенными темами. «Хайп» такой дешевый вреден, ведь в конце концов все вскроется, к тому же, это и "уголовка". 

Естественно, не говорить о подобных нападениях нельзя, и я рад, что много изданий об этом написали. 

Это такая форма защиты журналистов. У нас ведь нет оружия, денег на охрану, нам не запереться в частном особняке, выставив за воротами ЧОПовцев с автоматами. Поэтому публичность и слово – единственное оружие в данном случае.

– Расскажи о своих повреждениях, вижу – жив и здоров, в больницу обращался?

– Да, я обращался в травмпункт, где зафиксировали ушибы мягких тканей. Серьезного ничего. 

Я удачно закрылся, есть опыт российской армии, в которой я служил, и там первые два месяца ты очень четко выучиваешь науку закрываться от града ударов, когда на тебя они сыплются от двух, трех, четырех человек. 

Кто знает, что такое «духанка», особенно в частях, где смешаны разные национальности, понимают, каково это. 

Когда случилось нападение, я не очень понимал, есть ли у них оружие в руках, и для себя определил, что лучше не оказывать сопротивление, чтобы не вызвать дополнительную агрессию. 

У них мог оказаться с собой нож, и тогда, возможно, мы сейчас бы с тобой уже кофе не пили.

– Я так понимаю, били двое… Опиши, что ты сейчас чувствуешь? Мне бы было страшно, потом обидно, далее я бы заплакала, потом влюбилась на полминуты и в итоге спать легла. Все как обычно, ничего нового, а что у тебя?

– У меня все нормально, я довольно стрессоустойчивый человек. Когда это случилось, я был некоторое время на взводе, потом успокоился. Собрался, сделал определенные шаги – пошел в полицию, написал заявление, позвонил своим и описал ситуацию, скинул видео для публикации. Ведь такое нельзя замалчивать, о таких вещах нужно говорить. 

Естественно, бить никого нельзя, а здесь еще и вмешательство в профессиональную деятельность, как  я полагаю. 

Из-за бытовой драки я бы в полицию вряд ли пошел, да и статьи бы не было. Мне, конечно, неприятно, что люди знают, где я живу. Испугало ли это меня? Нет, никакого страха я не испытываю. Мне не очень комфортно пока заходить в подъезд, но при этом я не дрожу. И если в тот раз я не был готов, то сейчас я внутренне более собран.

– Об оружии не думал?

– Нет

– Правильно, у нас в городе за самооборону любят сажать на реальные сроки, сам знаешь... Поэтому не стоит, мой тебе совет, не стоит.

Может я и наивная, но я всегда считала, что если бьешь ты словом, то тебя в ответ тоже должны ударить словом (подать в суд, взыскать немыслимую сумму и т.д.). Как ты оцениваешь действие этих людей, которых ты ударил словом, а они пришли к тебе вдвоем и с кулаками?

– Видимо, таковы у этих людей аргументы в споре. Эта ситуация означает только то, что страшно тем, кто организовал нападение.

– Андрей, зачастую люди недоумевают, хотят понять, с кем ты борешься и борешься ли?

– Я ни с кем не борюсь, я мирный человек. Я не свожу личные счеты, я ко всем отношусь очень уважительно. Я довольно открыт, но есть несколько человек, с которыми у меня нет отношений, и не будет, но этот круг очень узкий. Что касается работы, то такова работа журналиста.

Знаешь, был такой крутой дядька, профессор-журналист Фред Френдли, который в США преподавал в колумбийской школе журналистики. Там учатся не просто журналисты, а уже взрослые люди, которые получили профессию, уже работали в СМИ, имея другое образование, и решили «прокачаться». Наш мэтр профессии Владимир Познер был у него на лекциях и как-то рассказывал о вопросе, который Фред задавал аудитории. Мне он очень запомнился:

«Представьте: вы берете интервью у министра обороны своей страны. В какой-то момент раздается звонок телефона, он извиняется, просит вас посидеть 5 минут в его кабинете, а сам выходит, чтобы поговорить. 

Вы сидите и начинаете скользить взглядом по кабинету, смотрите на стол и видите документ, в котором сказано, что ваша страна, США, объявит войну другой стране через 10 дней. И это не липа, не туфта, не провокация, а самая настоящая секретная бумага, которую тот по забывчивости оставил на столе. Что вы будете делать?».

На размышление он давал минуту, попросив, чтобы студенты пришли к единому мнению.

Через минуту студенты дали ответ: «Да, мы пришли к единому мнению. Мы сделаем все, чтобы эта информация была обнародована, потому что это наш долг – только перед нашей аудиторией, которая нас читает и слушает, а не перед президентом, властью, боссом или хозяином. Ведь это мужей и сыновей наших читателей отправят на войну, где их будут убивать и калечить. Удастся ли это сделать? Нам могут и не дать, но мы попробуем».

И в этом, к сожалению, наша журналистика отличается от западной: европейской или американской. Да, там могут не дать сказать, свобода слова не абсолютна, но большинство работников этой профессии, пожалуй, ответили бы как студенты этой школы. У нас, я думаю, в массе журналисты ответили бы иначе.

Сила журналистики как четвертой власти только в правде, в слове и информации, другого оружия у нее нет. Но что в данном случае делает правдивое слово и информация? Она заставляет людей задумываться и менять свои взгляды и убеждения.

Любое независимое издание – это очень важный инструмент общества, и в наше время его тяжело делать. Но благодаря им есть возможность увидеть реакцию общества, а у самих людей есть «рупор», чтобы заявить о проблемах и вызвать к действию власть, которая должна реагировать критику. И это заставляет людей, облеченных властью, задуматься над решениями, которые они принимают. Должен быть диалог, всегда должна быть полемика, и только из нее рождает семя здравого смысла.

– Оцени сферу журналистики в нашем регионе.

– Мне кажется, здесь с ней у нас беда: мало людей приходит в журналистику, практически нет новых квалифицированных кадров. Вторая проблема – телеканалы и издания в большой степени зависят от контрактов на освещение деятельности чиновников. Я не выступаю против такой поддержки СМИ, но мне не нравится, что чиновники, которые выдают и разыгрывают контракты, почему-то полагают, что раз и навсегда защищаются от критики этих изданий. Это же не личные деньги чиновников, это деньги, которые собирают с налогов людей, и ими поддерживают СМИ. 

Просто я бы хотел донести мысль, в том числе до некоторых своих коллег, что контракты на освещение деятельности власти не должны делать из редакций еще одни «пресс-службы», в которых любая информация проходит строгий контроль. А самих журналистов превращать в обслуживающий персонал власти. На мой взгляд, когда чиновники диктуют, какие материалы как подавать, или что-то приказывают снять и удалить – это узаконенное преступление. Кстати, наказывается оно по той же 144-й статье УК РФ. У любого СМИ и так много запретов, мы все под Роскомнадзором.

– А есть ли у нас в Магадане адекватные, как ты говоришь, политики, которые критику спокойно воспримут, или большая часть у нас такие, знаешь, бронелобые?

– Конечно есть, и их достаточно много. Например, реакция на наши даже резкие публикации у мэра города Юрия Гришана вполне нормальная, и критику он воспринимает довольно стойко.

Конечно, некоторые ситуации или решения мэрии кажутся странными, например, ситуация с его оскорблением в группе WhatsApp. Мне было не очень понятно: зачем надо было так реагировать на чьи-то слова в какой-то группе, причем так, что людей оштрафовали. 

Кто-то пишет в твой адрес или в отношении тебя какие-то оскорбления в социальных сетях, ну и плюнуть на это надо. Сейчас очень много подобных дел: оскорбляются верующие, чиновники, силовики и т.д., и на людей заводят реальные уголовные дела за напечатанные в соцсетях слова. Это какой-то абсурд, на мой взгляд, и очень опасная тенденция. Власть должна доказывать свою правоту делами, а не реакцией на оскорбления.