Невидимость вождей: почему народ не должен смотреть на дачи элиты?

фото fbk.info

На сайте издания Republic опубликована статья антрополога Александры Архиповой о сакрализации власти и ее последствиях, с которыми мы сталкиваемся буквально каждый день, начиная от банального "отгорождения" чиновников от "простого люда".

Автором глубоко и доступно проанализирован этот феномен, советуем вам потратить пять минут, чтобы познакомиться с ним хотя бы в наших выдержках.

Седьмого марта Фонд борьбы с коррупцией опубликовал небольшое новое расследование: снимая с квадрокоптера роскошное поместье первого вице-премьера Игоря Шувалова (переделанную «цековскую дачу»), сотрудники ФБК обнаружили стоящий неподалеку «дом без окон» – часть элитного жилого комплекса, жильцы которого не должны смотреть на дворец Шувалова.

Двойное послание

В 1960-е годы голландский социолог Герт Хофстеде придумал сравнительное исследование властных отношений между начальниками и подчиненными в разных странах (начал он с изучения национальных представительств корпорации IBM). Участники исследования описывали типичные для их сообщества отношения между представителями власти и подчиненными. 

Как к начальнику надо обращаться? Зовет ли он в гости? Советуется ли при принятии решений? Есть ли вечеринки, на которых можно увидеть жену начальника? Ответы, обработанные по определенной формуле, создают индекс «дистанции власти»: насколько и какими способами представитель властного института отделяет себя от зависимых от него людей. 

По итогам исследований можно ранжировать страны по индексу дистанции власти. Общества с низким индексом (например, Германия, Новая Зеландия и Израиль) отличаются распределенной ответственностью за принятие решений, допустимостью сомнений в авторитете, консультативным типом управления, стремлением в индивидуальной свободе в выражении мнений. В обществах с высоким индексом (в Китае, например) и начальник на работе, и учитель в школе, и отец дома будут требовать максимального послушания.

В государстве рабочих и крестьян сам народ делегирует полномочия править народным избранникам, как любил подчеркивать товарищ Сталин, а раз так, то никакой дистанции между правителем и простыми людьми быть не должно.

Однако к концу 1920-х годов советская власть выступает против свободы слова, уничтожает последние независимые профсоюзы и создает новую систему кормления лояльных подданных (еда через закрытые распределители, машины, квартиры). 

"Ближняя" дача Сталина

В этой системе получение дач Папаниным и Рокоссовским в награду «за служение» было совершенно ожидаемым действием. В результате дистанция власти начинает увеличиваться. Появляется множество мест (магазины, дома, школы), куда ты не мог попасть, не принадлежа к номенклатурному сословию. 

Возникает double bind (двойное послание): с одной стороны, роскошный (по социалистическим меркам) стиль жизни становится знаком принадлежности к группе элиты, и все стремятся получить такие привилегии; с другой стороны, народные избранники не должны подчеркивать свою дистанцию от народа. Поэтому дачи из 15 комнат вызывают такой гнев – плохо не то, что они большие, а то, что это заметно «со стороны».

Народ ходит, видит

Такой парадокс должен быть как-то решен. Решается он самым остроумным способом: образ жизни элиты, отличный от повседневности простых тружеников, должен быть тотально скрыт от последних. Жители Кубы давно шептались о том, что кубинские дома крупных партийных чиновников поражают роскошью. Но увидеть их нельзя – нет в городском пространстве такого понятия, как «роскошный дом первого секретаря обкома» или «партийный квартал». Они спрятаны от внешнего взгляда. И в первую очередь это касалось дома вечного революционера Фиделя Кастро. Никто на Кубе не должен быть знать его адреса. 

Где-то на территории Гаваны было хитро спрятано огромное поместье со своими садами, вертолетами и коровами (настоящее молоко на Кубе – непозволительная роскошь). Это поместье носило в народе название Punto Cero – «нулевое место», то есть «несуществующее».

Аналогичным образом старались действовать советские привилегированные чиновники 1970-х годов, о чем в эмиграции вспоминал поэт Лев Лосев. Перед Новым годом райкомовский секретарь пытался вынести из распределителя при Смольном (тогда – обком партии) двух гусей, но был остановлен часовым: «Не положено, вынос продуктов из Смольного в открытом виде запрещен. – А потом часовой, понизив голос, доверительно добавил: – Народ ходит, видит, кто что выносит. Нехорошо. Надо портфель для этого дела иметь или ридикюль».

Прятать дворцы от взглядов обитателей хижин можно и более простым способом. Шестиметровый забор вокруг Дома отдыха в Плесе (в народе известного как «дача Медведева») или «дом без окон» напротив дворца Шувалова – не уникальные вещи. Например, в марте 2017 года в Махачкале жильцам частного дома замуровали наглухо окна, выходящие на двор муфтията Дагестана («по соображениям безопасности»).

фото fbk.info

Тут есть дань традиции. В середине 1960-х годов, как рассказывает 74-летний житель Казани, окна дома 59 по улице Карла Маркса выходили на «гостевой» обкомовский домик. Жильцы увидели там какие-то непотребства и написали жалобу в вышестоящие инстанции. Ответ последовал немедленно – им заложили окна кирпичом, чтобы не смотрели куда не следует.

Природа правителя

За невозможностью смотреть на правителя, его дом, знать о его личной жизни, а также находиться с ним в одном пространстве-времени проступает архаическая логика об иной, чем у простых людей, природе правителя. Вождь – другой, и поэтому все, что он делает и что его окружает, несвойственно его подданным. Так, собственно, создается представление о сакральной власти. Чем больше вождь отделен от народа, тем он становится сильнее.

Поэтому такое дистанцирование и его невидимость воспринимаются как норма. Фильм Владимира Соловьева «Миропорядок-2018» о достижениях Владимира Путина начинается с того, что кортеж президента несется по пустынным улицам. Черная машина, мигалка и опустевшее шоссе представляют собой стопроцентно опознаваемую и положительную отсылку к правителю.

Третьего марта в «Лужниках» состоялся митинг-концерт в поддержку Путина – кандидата в президенты. Охрана на входе отбирала большие фотокамеры, зрители чуть не плакали, потому что они пришли туда с вполне определенной целью. Когда Владимир Путин появился, весь стадион встал в едином порыве, чтобы снять президента на смартфон. Казалось бы, зачем? Изображения Путина вполне доступны. Дело не в самом образе как таковом, но в том, что частная, личная фотография показывает, что произошло невозможное: я с правителем нахожусь в одном пространстве.

Неудивительно, что запреты видеть как самого представителя элиты, так и его жилище сейчас вновь набирают силу. В ноябре 2011 года Новосибирск был взбудоражен – в связи с приездом в город Владимира Путина жителям большого числа домов запретили подходить к окнам. Жителям улицы Вокзальная предписали«зашторить окна, не выглядывать, не фотографировать» в течение суток.

В День Победы 9 мая 2015 года живущим на Рублевском шоссе отказали в доступе к балконам и окнам – из-за кортежей, которые будут следовать по шоссе. В июне 2017 года из-за визита Владимира Путина то же самое проделали с жителями Ижевска.

Дистанция власти и катастрофы

Городские власти такую инициативу предпочитают не комментировать, а «просьбы к населению» до этого самого населения доводились через объявления, наклеенные на подъездах, где отказ в доступе к окну мотивировался «соображениями безопасности» (а не запретом видеть правителя, конечно). Несмотря на то что запрет смотреть через окно на правителя рационализируется («мы просто заботимся о безопасности»), такие практики все равно демонстрируют увеличение индекса дистанции власти.

Согласно логике Хофстеде, если индекс дистанции растет, значит, растет и невозможность оспорить решение представителя власти, падает ценность коллективного принятия решений и индивидуального развития. Индекс Хофстеде применялся при анализе причин, приведших к авиакатастрофам. 

В 1997 году возле аэропорта Гуам потерпел крушение корейский «боинг». Капитан из-за плохой видимости принял неправильное решение, а второй и третий пилоты (как мы знаем по расшифровкам черного ящика), заметившие ошибку вовремя, не смогли ему возразить прямо и пытались говорить намеками, пока не стало слишком поздно. Произошло это потому, что дистанция власти в корейской культуре не подразумевает оспаривание авторитетного мнения.

Так и в российском случае: не столь важно, как мотивируется создание дистанции, но гораздо важнее, что само явление становится показателем значительных негативных изменений внутри страны. Проспект, пустой в шесть часов вечера, где несется кортеж с мигалками, и невозможность отказать директору школы, который приказывает учителям проголосовать за Владимира Владимировича, являются элементами одной системы.

Полный текст статьи "Невидимость вождей.Исторические и антропологические корни современных российских практик"