Роберт Конквест. Клоунский фарс
Из не опубликованной на русском языке книги "Kolyma: The Arctic Death Camps" (1978), оригинальный текст: сборник "Доднесь тяготеет", т.2 (2004).
В «Болышом терроре» я дал несколько примеров созданного западными писателями обманчивого впечатления о жизни в России в период, когда Сталин находился у власти. Легковерие, с которым освещали на Западе положение в Советском Союзе, характерно для целого поколения западной левой интеллигенции. У меня в книге не хватило места для описания подобных примеров.
Я опустил, например, речь сэра Дж. Хаксли по случаю присуждения ему премии, в которой он дал волю фантазии, сказав, что Сталин часто отправлялся на станцию разгружать товарные вагоны. А доктор Саммерскил сказала, что новые больницы, которые показывали ей в Советском Союзе, затмевают картины казней и жестокостей.
Некоторые пошли даже дальше, как, например, Жан-Поль Сартр, который убеждал, что если даже система советских лагерей существовала, то это не надо было предавать огласке, чтобы не пошатнуть веру рабочего класса Франции в Советскую Россию...
Все вышеизложенное можно проиллюстрировать еще одним, вероятно, самым абсурдным событием во всей истории советских лагерей. Речь идет о коротком посещении Колымы вице-президентом США Генри А. Уоллесом с группой советников, возглавляемой профессором Оуэном Латтимором. (Латтимор представлял службу военной информации в 1944 году.)
Такое посещение не считалось редкостью, так как, начиная с 30-х годов, имели место визиты западных деятелей, симпатизирующих советскому режиму, например визит Бернарда Шоу и посещение им лесозаготовок под Архангельском.
Его визит должен был опровергнуть заявления, что советская древесина, продаваемая в западные страны, добывается рабским трудом. Метод опровержения был испытанным: снималась колючая проволока, разбирались сторожевые вышки, а заключенные загонялись в тайгу на несколько дней. Можно представить, какие там были условия жизни для заключенных! Зато этот метод показал себя эффективным.
Визит Уоллеса — Латтимора оказался еще более «выдающимся». Во-первых, от них не требовалось опровергать утверждения о рабском труде в лагерях, поскольку никаких заявлений об этом до них не доходило. Для Уоллеса и его попутчиков Колыма была просто удобным местом остановки во время перелета из США в Китай.
Они считали, что трехдневное пребывание на Колыме даст им возможность собрать полезный материал о развитии этого редко посещаемого края.
Уоллес и Латтимор опубликовали восторженные отчеты. В своей книге «Миссия в Советскую Азию» Уоллес говорит, что золотоискатели на Колыме — это «рослые крепкие парни, которые приехали на Дальний Север из европейской части России». Он добавлял также, что они являются «пионерами нового технического века, строителями городов».
На него произвел прекрасное впечатление жестокий генерал Никишов, который на пикнике «весело скакал и прыгал на свежем воздухе», чем совершенно очаровал вице-президента США.
Один из бывших заключенных, прочитав это, сказал: «Очень жаль, что Уоллес не видел Никишова «веселящимся», когда он пьяным приезжал в лагеря, выливал потоки грязной брани на измученных, умирающих от голода заключенных, сажал их в карцер без всякой вины, а затем посылал работать в шахты по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки».
О жутком Гоглидзе, которого Уоллес встретил позднее (он называет его «председателем исполнительного комитета Хабаровского края», подчеркивая, что Гоглидзе является личным другом Сталина), он пишет, что это прекрасный человек, умелый организатор и мягкий, сочувствующий людям работник.
Жена Никишова Гридасова (комендант женского лагеря в Магадане, о которой самое лучшее, что можно сказать, так это то, что она не делала абажуры из человеческой кожи) также произвела прекрасное впечатление на Уоллеса своими деловыми качествами, материнской заботой и вниманием.
Он был представлен ей на уникальной выставке рисунка и вышивки — копий известных русских пейзажей. Работы были сделаны, как пишет Уоллес, группой местных женщин, которые собирались вместе холодными зимними вечерами и учились вышивать. Две работы Никишов подарил Уоллесу. Никишов не мог сказать Уоллесу, кем были сделаны эти работы, но позднее Уоллес узнал, что он не сказал этого из скромности, так как, по словам директора выставки, в действительности они были сделаны Гридасовой — «одной из лучших мастериц-инструкторов по вышивке».
В действительности «группа местных женщин», которая создавала высокохудожественные работы, была группой женщин-заключенных — в большинстве это были бывшие монахини, которые своей работой для колымской полицейской элиты могли что-то добавить к скудному пайку.
Конечно, это был большой обман. Операция, имеющая целью спрятать правду от Уоллеса и его попутчиков, была организована в большом масштабе. Деревянные вышки, тянущиеся вдоль всей дороги в Магадан, были снесены. В течение трехдневного визита никого из заключенных, выполнявших городские работы, не выпускали из лагерей. Более того, когда гости проезжали мимо лагерей, заключенным не разрешалось покидать бараки. Их запирали там и крутили фильмы все три дня, пока продолжался визит.
В витринах магазинов Магадана в те три дня было выставлено много продуктов, собранных со всего района. В течение двух предыдущих лет в этих витринах почти ничего не выставлялось, а то, что имелось в магазине, было американскими продуктами, полученными по ленд-лизу.
Один житель Магадана, как сообщалось, проник в магазин, когда там находился Уоллес, и накупил продуктов, которые давно исчезли с прилавков. Другой человек вошел в магазин вслед за ним, но Уоллес уже уехал, и этому гражданину сказали, что продукты, находящиеся в магазине, не продаются.
Об условиях жизни в этом краю Уоллес сообщает: «Продолжительность рабочего дня в СССР — 8 часов. Вся сверхурочная работа оплачивается дополнительно в период военного времени.
Подростки до 18 лет имеют 8-часовой рабочий день, а вечером посещают бесплатную школу, чтобы продолжать свое образование.
Такими были условия труда, когда мы посетили этот край. В сравнении с золотоискателями царской России люди в комбинезонах на Колыме могли тратить на свои нужды денег намного больше, чем тогда».
Уоллес, который жил в сельскохозяйственных районах Америки, был приглашен на ферму на двадцать третьем километре от Магадана — в обычный лагерь для уголовных преступников; он задал свинарке, хорошо одетой миловидной девушке, вопрос о ее работе, вопрос смутил ее, так как она была выбрана за ее красоту и изящество из канцелярии НКВД и знала очень мало о свиньях. Однако переводчик не растерялся и выручил хозяев.
Затем гости выехали в Берелех, в центр района, где находились шахты. Уоллес описывает свое посещение этих мест так: «Мы летели на север над колымской дорогой в Берелех, где было два прииска. Предприятие, расположенное там, выглядело впечатляюще. Производство там развивалось быстрее, чем в Фейербенке (США), хотя условия в Берелехе были более тяжелыми.
Добыча золота, угля, свинца является основным занятием и объясняет все, что происходит в этом Колымском крае. Сейчас здесь находится около тридцати тысяч человек. Работает более одной тысячи шахт».
Уоллес заметил, что шахтерам выдавали хорошую одежду. «Мы были удивлены, что колымские добытчики золота носили резиновые сапоги американского производства, так как товары по ленд-лизу не поставлялись для шахтеров. Но Никишов объяснил, что они были куплены за наличные деньги в начале войны».
«Шахтеры просили, чтобы мы отвезли послание солидарности с американскими рабочими. Председатель профкома Н. И. Адагин послал наилучшие пожелания Сиднею Хиллману и Филиппу Мурею».
Наблюдения Уоллеса о пище в лагерях также по-своему интересны.
«Необыкновенно вкусной рыбой из реки Колымы угощали нас около Берелеха, и это послужило для меня поводом, чтобы спросить о поваре, который обслуживает этот шахтерский лагерь».
Профессор Латтимор писал об этом визите в статье, которая появилась с фотографиями в «National geographic magazine» в декабре 1944 года. После критики методов колонизации Сибири в царские времена он перешел на прославление просвещенной системы, которая заменила их.
Это был Дальстрой, который «управляет построенными им портами, дорогами железными и шоссейными. А также приисками и городами» намного лучше, «чем комбинат в Фейербенке в Америке»... Далее он сравнивает увиденное с временами «золотой лихорадки» и с присущими тому периоду «грехами, джином и скандалами».
Вместо этого — оранжереи, обеспечивающие рабочих помидорами, огурцами и даже дынями — «чтобы быть уверенными в том, что золотодобытчики получают достаточное количество витаминов».
По этому поводу один из бывших заключенных рассказывает, что никто из заключенных, если он не находился в больнице (где иногда давали помидоры), никогда не видел такой роскоши.
Что касается других витаминов, на которых, по словам Латтимора, шахтеры здоровели, то мы уже описывали трагичное фиаско с похлебкой из сосновых иголок; это была единственная попытка дать заключенным витамины.
Как раз полиавитаминоз и является обычно официально зарегистрированной причиной смерти заключенных.
Операция прикрытия была проведена успешно, и гости не высказали никакой критики. Никишов мог себя поздравить: он сумел произвести на Латтимора такое же хорошее впечатление, как и на Уоллеса.
Во время визита Никишов вел себя не как военный высокого ранга, а как гражданский человек, что более подходило к той идиллической картине, которую Уоллес и Латтимор, как им казалось, видели.
Во всяком случае, Латтимор называет его «мистер Никишов» и радуется, что «он только что получил звание Героя Советского Союза за свои необычайные достижения».
Еще более замечательно то, что Латтимор чувствовал себя вправе добавить, что Никишов и его жена Гридасова тонко чувствуют искусство и музыку, а также обладают глубоким чувством гражданского долга.
Иллюстрации к статье Латтимора полностью соответствуют тому, о чем он пишет. Он поместил фотографию группы упитанных бравых парней, снятую на золотом руднике в ситуации, напоминавшей его визит на свиноферму. Эти парни совсем не были похожи на заключенных, работавших на приисках.
Под фотографией была подпись: «Они должны быть крепкими, чтобы выносить лютые морозы».
Это, конечно, правильно, что человек должен быть крепким, чтобы суметь вынести колымские морозы. Однако с заключенными все происходило наоборот. Поскольку не ожидалось, что они смогут выжить в этом суровом климате, то было нецелесообразно сохранять им здоровье.
На фоне реальной трагедии Колымы эти высказывания звучали кощунственно. Журнал «New Statesman» высказал осуждение Латтимору и его попутчикам за их легковерие.
В ответ Латтимор счел необходимым написать письмо в журнал («New Statesman», октябрь, 18, 1968). Вот выдержка из этого письма: «Где это принято, что визит такого рода, как наш, давал право совать нос в дела хозяев?» Это высказывание звучало странно.
Даже самый лояльный обозреватель обратил бы внимание на то, что официальные отчеты мало походили на материалы, написанные бывшими заключенными.
Еще труднее понять, как это иностранный гость после такого короткого общения с генералом Никишовым мог настаивать на его глубоком понимании гражданского долга.
В своем письме в журнал Латтимор пишет, что, «вероятно, Никишов совершил ошибку, если Элинор Липпер все-таки вышла на свободу.
Тот факт, что имелись выжившие, означал, что не так все было плохо, как они это изображали».
Но если бы никто не остался в живых, не было бы свидетельств и против идиллической картины жизни на Колыме, описанной Латтимором...
Уоллес незадолго до своей смерти высказал сожаление, что он неправильно понял советскую систему. Латтимор ничего подобного не сделал. В подобных случаях как раз легковерные люди приносят более всего вреда.
И нельзя не осуждать тех людей, которые должны были разобраться глубже и лучше других. Во всяком случае, даже самые суровые слова осуждения не так болезненны, как страдания жертв Колымы, которые столь непростительно искаженно представлены в подобных эпизодах.
Перевод с английского И. Муклевич
18+
Нашли ошибку? Выделите её и нажмите Ctrl + Enter