Анатолий Ганне родился в Магадане в 1956 году. Из своих 62-х лет 33 он провел в местах лишения свободы, жил "воровской" жизнью, отрицая семью и привязанность, стал известным в своих кругах "авторитетом".
Сейчас он отошел от "дел", женился на 28-летней девушке, у них появился сын.
Он поселился в деревне Терехово прямо посреди Москвы. Но власти хотят забрать землю Анатолия под строительство, а он борется за свой участок.
"Радио Свобода" записала монолог Анатолия Ганне, в котором он рассказывает о своей жизни, о причинах, почему почему попал в тюрьму в первый раз, о том, как воспринимает действительность и государство.
– Я родился в 1956 году, при Хрущеве, Сталина чуть-чуть не застал. При Хрущеве я сидел (тут Ганне преувеличивает, когда Хрущева сняли в 1964 году, ему было 8 лет. – Прим. РС), при Брежневе я сидел, при Черненко сидел, при Андропове сидел, при Мише Горбачеве сидел, при дяде Боре Ельцине сидел, при Путине я сидел, при Медведеве я сидел. То есть при всех при них сидел.
Родом я из Магадана, из семьи репрессированных. У меня дедушка в свое время был в ЧК Тифлиса. Потом, видать, судеб столько наломал, что стал адвокатом в Бердянске. Дед, Роберт, у меня был немец.
Его по доносу арестовали в войну, сделали врагом народа, немецким шпионом, расстреляли в 1942 году. Бабушка Августина 8 лет отсидела как жена врага народа.
Папе было на то время 14 лет, папа тоже отсидел. Мама с ним познакомилась в Магадане, в Магадане появился я.
Папа, Курт Робертович, знал немецкий, это я, дурак, не знаю. У папы было два брата, дядю Эрнста отдали в детдом, среднего брата дядю Толю усыновили корейцы, он стал Анатолий Хан. Родился я, папу реабилитировали, бабушку реабилитировали, дедушку реабилитировали.
Но выезд немцам не давали до 1962 года. Мама с двумя детьми была вынуждена развестись с папой, вернуться в Москву, – мама у меня коренная москвичка. И дальше я жил в Москве, занимался в "Самбо-70" (школа самбо, открытая в Москве в 1970 году. – Прим.).
Я помешан был на самбо. Должен был в Японию ехать на стажировку в Кодокан (школа дзюдо. – Прим.) в 16 лет. Из-за первой любви не поехал. У меня была такая любовь с Сашенькой Третьяковой из параллельного класса, из-за нее я, дурак, не поехал. Как я сейчас об этом жалею!
Один из переломных моментов моей жизни. Если бы поехал, все бы сложилось совершенно по-другому.
Меня посадили в 17 лет. Дурацкая история – мама девочки посадила. Девочку весь район "таскал", нужно было крайнего посадить, стал крайним. Приписали изнасилование, хотя там все было по согласию.
Попадал в колонию, это был октябрь. Зона была “красной” (колонии, которые контролирует администрация с помощью “актива”, сотрудничающих с ней заключенных. “Черные” зоны живут по воровским понятиям. – Прим.). Строевые, песни, заправка кровати с кантиками, полы, уборка.
Мне, свободолюбивому товарищу, это такая тягомотина. Отрицаловки (отрицательно настроенные осужденные. – Прим.) – на весь лагерь в 500 малолеток – два немца, я и Женя Вернер.
Приходишь на малолетку, тебе сразу: "Пиши заявление в “активисты”. – "Ничего я писать не буду". Заводят куда-то типа кабинета, сидят три рожи, исполняют все прихоти “хозяина”. Была дана установка поставить меня на место, переубедить. Я взял гирю двухпудовую, они у меня в окошки повыпрыгивали.
Дурости было, конечно, и гонора, и здоровье, слава богу, было. Я 115 килограмм штангу от груди жал. Весил по тем временам, может, чуть больше 70 килограмм. Это сейчас я такой, но все равно каркасик остался, это в мои 62 года.
[.....]
Если ты вор, у тебя не должно быть ничего своего, ни жены, ни семьи, потому что это слабина, на эту слабину всегда смогут надавить.
Для нас нет ни государства. Есть порядочный, есть непорядочный и, соответственно, ниже по рангу.
Раньше разницы не было, в лагере я нахожусь или на свободе. Я даже в тюрьме дома. Домой возвращался в тюрьму.
Раньше нас уважали, а сейчас какие воры? Коммерсанты бандитствующие. У них коттеджи. С ментами за ручку и так далее. Старой закваски остались единицы.
Ну а куда возвращаться? Блатной мир начали отстреливать. Рассказывают про междоусобицы. Какие междоусобицы – власть отстреливала.
Я последний срок сидел в Пензенской губернии. Официально они вроде бы "черные", а на самом деле там всем рулят менты и управа. Нас человек одиннадцать, наверное, пришло по этапу. И хоть бы один подошел, спросил, может быть, чего надо, может сигарет, может курить нет, может чая нет – как будто нас не существует.
Я парень простой, начинаю всем высказывать: что за канитель? В других лагерях – пришли люди по этапу: братва, может, кому позвонить надо, может, какие проблемы есть? [А тут] вообще тишина. Говорю: с ума сойти, даже не позвонить. Чего, мобильного нет, что ли? Оказывается, нет даже мобильников.
Я старой формации, начинаю правду-матку в глаза. Сразу начинают подтягивать меня в местный блаткомитет: у нас здесь с ментами компромисс. Не дай бог чего закосорезишь, мы тебе хребет сломаем.
Ушел от этого мира блатного так называемого. Поставил между ними и собой барьер. Я им прямо сказал: ребята, дайте мне досидеть, мне осталось 9 месяцев. Для кого-то вы, может быть, блатные, для меня вы потерпевшие. Все. 9 месяцев меня никто не видел, не слышал, и они ко мне не подходили.
[....]
Я себя русским, россиянином не осознаю, я немец по крови, по духу, характер спокойный, стойкий, нордический. Этим все сказано. Мне чужого ничего не надо, но свое я не отдам никому – это мое, это все выстрадано.
Я ни к кому в жизнь не лезу, я никому ничего не навязываю. Зачем ко мне-то лезут и кто? Слуги народа. Я их ненавижу всеми фибрами своей души. Чего я от этого гребаного государства видел? Родился где? В Магадане. Родственники все репрессированные, сам репрессированный. Я жить по-настоящему начал с 2011 года.
В 17 лет сел. И пошло-поехало, и надзор, на путь исправления не встал, поддерживал отрицательно настроенные группировки осужденных. И пошел я по этой жизни, отрицательно настроенный, разобиженный на советскую власть. По большому счету что мне эта власть дала хорошего?
Я не голосую никогда, не голосовал и не буду голосовать. За кого голосовать? Они готовы ртом и, извините, попой кушать, а с собой на тот свет ничего не возьмешь. У меня нет такого стяжательства, накопительства. Я
живу одним днем, просто радуюсь жизни. Выхожу к козам, с собаками, вы видите, как ко мне все живое тянется. На огороде пополол, покопал, удобрил. Сейчас живу просто в свое удовольствие.