В Санкт-Петербурге умер поэт Виктор Соснора. Ему было 83 года

Сегодня, 13 июля в Петербурге скончался выдающийся российский поэт Виктор Соснора.

Соснора родился в 1936 в Крыму, в 1941-42 жил в блокадном Ленинграде, откуда ребенком был вывезен "Дорогой жизни". О военных годах сам он не любил вспоминать.

"Он пережил в шестилетнем возрасте блокадную зиму Ленинграда 1941/42 года, он был вывезен из Ленинграда по Дороге жизни под пулемётным обстрелом с самолётов. Он очутился на Кубани и был со спасшей его бабкой захвачен немцами. 

В семилетнем возрасте он трижды побывал в гестапо, а затем жил в партизанском отряде, которым командовал его дядя.

 Этот отряд и его командир были расстреляны фашистами на глазах у мальчика. Он спасся только потому, что за четверть часа до расстрела сам был ранен в голову осколком мины. Он видел расстрел отряда сквозь застилавшую ему лицо кровь", - писал Дмитрий Лихачев в предисловии к его книги "Всадники" в 1969.

Став «сыном полка», Соснора дошёл до Франкфурта-на-Одере. 

"Я начал писать во Львове 17 апреля 1952 года. Уезжая навсегда в Ленинград, я сжёг 3 сундука рукописей, 8 куб.м. «творчества». Стихи, драма в стихах «Иван Болотников», 2 романа в прозе: «Сказка о трёх ефрейторах с голубыми глазами» и «Чёрная месть» — из испанской жизни. Я сжёг большие тетради-дневники, исторические исследования, статьи о поэтике авангарда XX века. 

Да, ещё свои стихи, написанные на немецком, польском и украинском языках, т. е. сжёг целую литературу мальчишеско-юношеской чепухи. Мир праху.

Это было в 1954 году. В 1959 году после написания ритмов по мотивам «Слова о Полку Игореве» я сжёг все стихи, написанные в армии от 1955 до 1958 года, а потом 17 поэм, написанных в 1958 — начале 1959 года.

Эти последние уже ходили по рукам (вот именно!), я помню названия нескольких: «Уже любовь», «Последний на планете Земля» — о взрывах ядерных бомб в Хиросиме и на Новой Земле, ну и хватит названий.

В процессе дальнейших писаний я регулярно сжигал стихи и прозу. Из них наиболее известна повесть «Иллюзионист» и прочие, но для меня их нет навсегда".

Первую книгу опубликовал в 1962 году («Январский ливень»). 

Одновременно с подцензурными публикациями в советских официальных издательствах, тексты Сосноры расходились в самиздате, публиковались они и в «тамиздате». 

В авторской редакции стихотворные книги Сосноры опубликованы были только в 1989 году.

Дождь идет никуда, ниоткуда,

как старательная саранча.

Капли маленькие, как секунды,

надо мною звучат и звучат,

не устанут и не перестанут,

суждены потому что судьбой,

эти капли теперь прорастают,

может, деревом, может — тобой.

Воздух так водянист и рассеян.

Ты, любимая,

мы — воробьи.

В полутьме наших птиц и растений

я любил тебя или убил?

Пусть мне всякий приют — на закланье!

Поводырь, меня — не доведи!

Ворон грянет ли, псы ли залают, —

веселись! — восвояси! — в дожди!

Дождь идет всё сильнее, всё время,

племена без ветрил, без вождя.

Он рассеет печальное племя,

то есть каждую каплю дождя.

Где я? Кто я? Куда я? Достигну

старых солнц или новых тенет?

Ты в толпе торопливых дождинок

потеряешь меня или нет?

Меч мой чист. И призванье дано мне:

в одиночку — с огульной ордой.

Я один. Над одним надо мною

дождь идет. Дождь идет. Дождь идет.

Я всадник. Я воин. Я в поле один.

Последний династии вольной орды.

Я всадник. Я воин. Встречаю восход

с повернутым к солнцу веселым виском.

Я всадник. Я воин во все времена.

На левом ремне моем фляга вина.

На левом плече моем дремлет сова,

и древнее стремя звенит.

Но я не военный потомок славян.

Я всадник весенней земли.

Спасибо тебе за то и за то.

За тонус вина. И за женщин тон.

За нотные знаки твоих дождей

спасибо тебе, Сова!

За все недоделки. За тех людей

с очами овальными желудей,

меня обучающих честно лжи,

спасибо тебе, Сова!

За бездну желаний. За сучью жизнь.

За беды. Дебаты. За раж,

ранжир, —

уже по которому я не встал, —

спасибо тебе, Сова!

Спасибо! Я счастлив! Моя высота —

восток мой, где сотен весталок стан,

где дьяволу ведом, какой указ

уродуешь ты, Сова!

Я счастлив!

От нижних суставов до глаз,

что я избежал всевозможных каст,

за казнь мою завтра,

не смерть — а казнь, —

спасибо тебе, Сова!

ТРАДИЦИОННОЕ

Я буду жить, как нотный знак в веках.
Вне каст, вне башен и не в словесах.

Как кровь луны, творящая капель.
Не трель, не Лель, не хмель, не цель... не Кремль.

Мечтой медведя, вылетом коня,
еж-иглами ли, ястребом без «ять»...
Ни Святополком (бешенством!) меня,
ни А. М. Курбским (беженцем!) — не взять!

Люблю зверей и не люблю людей.
Не соплеменник им я, не собрат,
не сотрапезник, — пью за звезды змей,
или за Нидерландский вал собак!

На дубе древа ворон на беду
вам волхвовал крылом шестым, что — ложь,
что — раб, что — рвань, что — рано на бегу
в лесу, где в елях Емельяна дрожь.

Вран времени, лягушка от луны,
я буду жить, как волчья власть вины.

Как лис, Малютой травленный стократ,
Малюту же: ату его, ату!
На львиных лапах зверь-аристократ
в кунсткамере покуда, не в аду.

И если я, не «если» — я умру,
я ваших вервий — петли не урву.

Я варев с вами — не варил (о рвот!)
Не рвал серпом трахеи (для таблиц!)
Не я клеймил ваш безглагольный скот.
Не воровал я ваших варвариц.

Рожденный вами, вашим овощам
от счастья... — глобус бы не погубить!
Вы — сами! Я себя не обещал,
не клялся классам, что и мне — не быть.

Не нужно тризн. Не тратьте и труда.
Я буду жить, как серафим-беда.

Как Коловрат (лишь он Монголу — «нет!»)
Как Див-война — еще на триста лет.

Как свист совы над родиной могил.
Как воды Волги (кто и ее убил?)...