.jpg)
Василий Аксенов – настоящее явление литературы нового времени, которого даже нельзя отнести к писателям советского периода. Он был лишен советского гражданства и лишь в эмиграции смог опубликовать свои знаменитые «Ожог» и «Остров Крым». 20 августа исполнилось бы 90 лет со дня его рождения.
Он родился в Казани в семье партийного работника Павла Аксенова и знаменитой журналистки Евгении Гинзбург. В 1937 году, когда Василию Аксёнову не было ещё и пяти лет, оба родителя были арестованы и осуждены на 10 лет тюрьмы и лагерей. Мальчик был принудительно отправлен в детский дом для детей заключённых.
С Магаданом его связывало многое, не только год, который он прожил здесь, не только судьба его родителей, которые попали в колесо советских репрессий. Его воспоминания о Колыме, - смешанные юношеские впечатления о советской колымской реальности, куда он попал.
«Весьма» собрал для вас несколько воспоминаний писателя о Магадане, собранные из интервью и романа «Ожог».
— Самый серьезный поворотный момент в вашей жизни?
— Их было несколько. Главный — не эмиграция в Америку, а приезд, когда мне было шестнадцать лет, в Магадан, к маме. После одиннадцатилетней разлуки это было, по существу, знакомство с ней. Юность совпала с переходом в абсолютно другую жизнь, Магадан по тем временам был самым свободным городом Советского Союза, поскольку многие не боялись говорить то, что хотели. Им нечего было терять — ну отправят опять в зону, да и хрен с ним.
Я вдруг оказался в интеллектуальной среде. Мама была на поселении, и народ из бывших зэков тянулся к ней. Профессора, которые работали вахтерами или мыли полы, приходили каждую неделю, вели интереснейшие разговоры. Для меня это имело колоссальное значение. Мама начала меня знакомить с частью запрещенной литературы, читая на память. В частности, Пастернака, которого не только не печатали — это был сорок восьмой — сорок девятый год, — но и из библиотек изъяли. Тогда, кстати, и Достоевского убирали с полок. Мама мне читала Гумилева, Ахматову, Игоря Северянина, которого она почему-то очень любила. Именно там я получил интеллектуальный заряд.
Самый драматический момент — когда ее забрали второй раз и я остался в шестнадцать лет совершенно один. Было довольно круто. Я носил ей в тюрьму передачи, стоял в очереди. И видел толпы заключенных, идущих из порта в сторону карантинной зоны, — все с номерами на спинах, некоторые в кандалах. А мы жили недалеко, и каждый день я проходил мимо этих людей и невольно спрашивал маму: «Что это, кто это такие, как это может быть?» Но она не торопилась раскрывать мне глаза на происходящее. Однако прямых объяснений и не нужно было, я уже все понял. Я познакомился тогда с Советским Союзом.
(Из интервью И.Шепелеву)
Навигация в бухте Нагаево заканчивалась к ноябрю, и до этого срока колонны заключенных круглыми сутками тянулись от порта к санпропускнику через весь город.
Впрочем, центр Магадана выглядел вполне благопристойно, даже по тем временам шикарно: пятиэтажные дома на пересечении проспекта Сталина и Колымского шоссе, дома с продовольственными магазинами, аптека, кинотеатр, построенный японскими военнопленными, школа с большими квадратными окнами, особняк начальника Дальстроя, генерала Никишова, где он жил со своей всесильной хозяйкой, "младшим лейтенантом Гридасовой", монументальный Дворец культуры с бронзовыми фигурами на фронтоне - моряк, доярка, шахтер и красноармеец, "те, что не пьют", так о них говорили в городе.
Заключенные своим унылым шествием этого прекрасного центра не оскорбляли. Они втекали в город по боковым улицам и на проспекте Сталина появлялись уже в том месте, где каменных домов не было и где начинались кварталы деревянных, но еще приличных двухэтажных бараков вольнонаемного состава. Розовые и зеленоватые бараки, похожие на куски постного сахара. Заключенные любопытными и не всегда русскими глазами смотрели на эти домики, на тюлевые занавески и горшки с цветами. Возможно, эти мирные домики в конце их дальнего пути удивляли и немного обнадеживали их. Еще более приятен, должно быть, был им вид детского садика с грибками-мухоморами, с горкой в виде слона, с качелями, с крокодилами, с зайцами - вся эта мирная картина, на которую с фасада благосклонно взирал атлетически сложенный Знаменосец Мира Во Всем Мире.
Затем колонны следовали мимо ТЭЦ, мимо городской цивильной бани, мимо заваленного каменным калом рынка, где пяток якутов торговали жиром морзверя, то есть нерпы, и мороженой голубикой, мимо новой группы жилых бараков, жилищ ссыльных и бывших зеков, уже не покрашенных, не новеньких, а косых и темных, как вся лагерная судьба.
Наконец, появлялись сторожевые вышки санпропускника, и на плацу перед этим учреждением следовала команда сесть на корточки. Колонна приземлялась на карачки и замирала. Вертухаи с овчарками и винтовками наперевес, словно чабаны среди отары, разгуливали над разномастными головными уборами, среди которых мелькали европейские шляпенки и конфедератки, потрепанные пилотки других неведомых малых армий и даже клетчатые кепи.
(Из романа “Ожог”)
Друзья, подписывайтесь на "Весьма" в доступных соцсетях:
Телеграм - https://t.me/vesma
Группа "WhatsApp - https://chat.whatsapp.com/DKq9MnM3leq2YDQC5XZOCE
Вконтакте: https://vk.com/vesma.today
Чтобы добавиться, нажмите на нужную ссылку.
Наш канал в "Яндекс.Дзен"
